Когда я был гусеницей, то смотрел на вещи иначе. Мне нравилось слушать радио. Казалось, мир рухнет, если у меня в доме перестанет играть радио. Записи звучали безжизненно, с кассетной музыкой я явственно ощущал сгустившуюся тишину вокруг. Особенно это сказывалось после просмотра страшных фильмов. Таких, как «Сияние». Музыка обостряла слух, заставляла различать на её мёртвом фоне что-то зловещее в глубине квартиры. А радио помогало, там были живые люди. Их живой голос наполнял комнату чьим-то дружелюбным присутствием.
Когда я был жирной зелёной гусеницей, всё было по-другому. Мне нравилось смотреть телевизор. Я знал программы и анонсы, я расстраивался, когда по понедельникам на ОРТ шла профилактика. У меня были любимые каналы. Я читал книги. Я катался на лыжах.
Когда я был огромной мерзкой гусеницей, я не любил бананы.
Теперь у меня крылья и хвост. Усики до потолка, лап не сосчитать. И радио нет. Телевизор сломан, лыжи сгнили на даче. Сидя вечером у камина, глядя на догорающие книжки, хочется оторвать эти дурацкие крылья, выкраситься обратно в зелёный и растерзать парочку толстых бананов велосипедной цепью. Попускать слюнки на новый радиоприёмник. Ох уж мне это прошлое...