И вот в этот самый момент она смотрит на меня и говорит:
- А вы мне нравитесь.
Я подавился жвачкой. Хотел было ухватиться рукой за поручень, но мало того, что промахнулся, так ещё и попал прямиком по ней. Своей рваной беспальцевой перчаткой куда-то в промежуток между её животом и подбородком. Вах. Другая рука зажата где-то в толпе, автобус набирает ход, меня откровенно прижимает всей пятернёй. Я и рад бы расстаться с опорой, упасть на пол и рассыпаться на атомы от стыда, но не могу. Тут резкий стоп на светофоре – и вот уже она сама падает на меня. Я хлопаю глазами, как оконными ставнями на ветру, за руку становится как-то совсем неловко.
- Эмм… наверное, это взаимно, – мямлю не свои голосом.
Смеётся. Кое-как удаётся придать опорной руке более пристойную дислокацию. Где-то на её животе. На остановке народу только прибавляется. Она оказывается у меня под плащом, нас сплющивает и притирает друг к другу. Такое ощущение, что даже шарф – и тот обматывает уже не только мою шею, но и ещё чью-то – так мне тесно и неудобно. В смысле, нравственно неудобно, а метафизически – очень даже. Её волосы щекочут нос, я морщусь и кривляюсь, попутно хватая воздух откуда-то сверху. Вторая рука по-прежнему выворачивается из суставов где-то в толпе, зато первая уже устроилось на её спине. На моей тоже что-то устроилось. Но самое интересное было на подходе. На следующей остановке нас просто размазало друг по другу, большей давки в своей жизни я ещё не встречал.
А потом в какой-то момент моей встрепенувшейся жизни она чмокнула меня в щёку своими двумя колечками в губе и вышла. Двери защёлкнулись, опустевший и переполненный моей досадой автобус поехал дальше. Я-то уже готов был привязаться к ней шарфом и ходить следом лет до восьмидесяти. Вот так общественный транспорт разбил мне сегодня сердце.
Как-то совершенно скверно этим вечером сидеть и делать свою злосчастную курсовую, ожидая завтрашнего подъёма в шесть с половиной утра. Ненавижу любую деятельность. Ненавижу трудолюбие и усердие. Я забиваю на всё и иду спать. Да.