Господи, я так несчастен. Мне плохо. Очень одиноко и всецело грустно. Я сейчас заплачу. Эти проклятые курсовые и лабораторные не кончаются. Я не делаю их, я делаю их, не делаю, делаю, что-то делается само, что-то само не делается, само, что-то, где-то, кем-то... А они не кончаются. Зато кончаюсь я. Вот, три часа на часах – ещё часик, и моя песенка спета. Вставать рано. Очень рано, так рано никто и никогда не вставал ещё. Я бы лёг, но у меня в кровати змеи, а в трее свёрнута недописанная курсовая записка. В форточку улетел последний банан, последний консервный нож затупился о холодильник, последняя весна проходит бесцельно, всё вокруг какое-то последнее. Ничего, если я покричу? АААААААААА! Три двадцать. Два тридцать. АААА! Что ещё можно сказать в такую рань? АА! Зачем люди стелют кровати? ААА! Уже начинают окрашиваться в свои привычные цвета петухи на улице, ворочаются на сеновале мангусты, а я, кажется, охрип. Почему их так много? Всего сегодня как-то много... А меня так мало, всего сегодня так мало. Три тридцать. Отбой.