Ещё вчера нас было четверо. Никто не рыдал и не выл, все тихо смотрели в решётчатое окно. Играли в карты, рассказывали фрагменты своих жизней. К середине ночи мы возвращались в прошлое и меняли там минусы на плюсы. Рассказывали о секретах, давали советы, смеялись над глупостями друг друга. К утру за душой не оставалось ничего тяжёлого и томительного. Все четверо выходили из камеры с непривычной лёгкостью и бодростью. Как никогда в жизни. Без секретов и тёмных пятен, как после исповеди. За тем лишь исключением, что даже священнику не расскажешь того, о чём мы так легко беседовали всю ночь напролёт. Так и становятся друзьями. Без табака и общего горя. Без помощи и обещаний. Никто даже не спрашивал, достаточно ли он хорош для остальных. Один тощий, как зубочистка, другой толстяк с обвисшими щеками, остальные тоже со своими особенностями, которые они были бы непрочь изменить путём пластической хирургии или волшебства. В общем, не было ничего такого, что могло бы послужить поводом к поискам общего языка и желанию слушать, как никогда в жизни. Но именно так и рождается настоящая дружба. Когда нечего больше терять. А уходить во тьму с горечью за плечами захочется, пожалуй, только напрочь сбрендившему недоумку, каких этот свет повидал немало.



Мы выгравировали наши имена на стене. Рядом со многими другими именами и датами. Последние люди на планете. Последние и по настоящему живые. Сколько вещей лезло в голову той ночь... Кто знает, не сошёл бы я с ума, окажись там в полном одиночестве.



И вот, спустя несколько месяцев, я снова здесь. И на этот раз совершенно один. Всё та же решётка с видом на небо и звёзды, всё та же стена с именами никому не известных людей. Комната смерти, в который никто не выдерживал больше одной ночи. Никто, кроме меня. Они даже не удосужились посадить мне в камеру какого-нибудь психопата, чтобы тот вышиб из моей головы все мысли ударом о каменный пол. Смешно, но на мне чёрный смокинг и галстук. Аккуратно выглаженная рубашка. Они словно подчёркивают все красоты и прелести той дыры, в которой я нахожусь. Поразительно, каким отвратительным и страшным может быть комната, в которой нет вообще ничего. Даже пыли. Всё, что мне остаётся – ждать утра, за которым не наступит день.





Соорудив себе два дня назад трон из старых подушек, которые давно пора выкинуть, что и случилось бы, если б я не вцепился в них когтями, завалив его перьевыми подушечками, пуфиками и пледами, я гордо валяюсь в нём, вытягивая ноги и руки, как мне пожелается. Отец спит после ночной смены, малой в школе, мамы нет дома. И так день за днём. Сколько я уже не был на улице? Я упиваюсь собственным бездельем. Волосы слиплись и лоснятся в искуственном свете, шторы наглухо задёрнуты, кругом пыль и поролоновая крошка. Кругом пустые чашки, сахарницы, чайные пакетики на блюдцах, разобранный электрочайник, одежда, серьги, диски, тетради и учебники, обрывки рисунков на чём попало. Картину довершает густой и тяжёлый запах свечек и жаренного арахиса. Под долинными ногтями соль. Я в собственном королевстве, на собственном троне, перед чужими жизнями на экране. Хотел бы я сказать, что случилось. Да не могу. Потому что на этот раз в моей камере только я. Там, где рождается настоящая дружба, сегодня выходной.