Мда... Похоже, гулять по улице мне лучше одному.



Я знаю тысячи безлюдных мест. Далеко идти не надо, это совсем рядом. Взять хотя бы мой письменный стол. За ним никто никогда не сидит. И нужен он только для хранения сухих цветов, каких-то бумажек, конфетных обёрток и не пишущих ручек. Весь при этом в царапинах и шатается. Да, очень одинокий стол.

Или вот взять мою голову. До нельзя безлюдное место. Не буду говорить, что там пусто, глупо, набито опилками и вообще я дошедший до ручки псих... Это неправда. Там всего по чуть-чуть, и всё у меня в порядке. Но чего-то вечно не хватает. Оттого заглядывают ко мне крайне редко.

Вид из окна. Это вообще ужас. Не знаю там ни одной дворовой кошки, сплошь незнакомые лица и морды. По утрам циркулируют школьники, по вечерам пьяные голоса, соседи с электрогитарой, дом, который никак не достроят... И ни одного имени мне не известно. Оттого вид из окна больше похож на картину. И живу я слишком высоко, чтобы кто-то смотрел на меня оттуда. То есть картина эта даже не для меня нарисована. Зачем, спрашивается, она тут висит?

Чайные чашки. Никогда никого в них не замечал. Хоть и исследую их донышки по десятку раз за день.

Двор за домом тоже напрочь лишён жизни. В последнее время я повадился там шастать по вечерам. Ни разу никто ко мне не пристал и не ввязался в компанию. Мрачное место.

Мой телефон. Безлюднее не бывает. С тех пор, как icq стало дисконнектить, я перестал класть на него деньги. И брать с собой. Разве что в гоночки погонять на парах. Да шахматы ещё. Или подложить под шатающийся стол.

Кинотеатр. Когда туда ходят поодиночке, испытывают лёгкую скуку после сеанса. И хотят ещё. Странное место. Тоже безлюдное.

Стул перед экраном. Привыкший к облучению монитора и завешенным шторам. С без конца повторяющейся музыкой. С одним и тем же владельцем. К которому уже несколько месяцев никто не приходит. И с которым редко прощаются, уходя в оффлайн. Место, где голова часто идёт кругом. Головной мозг рассыпается на части. А я только за. Хотя и жалуюсь на извечную скуку.



Полвторого. Плохо, вставать-то рано... И писанина моя не стоит потраченного на неё времени. Единственное, чего мне всё ещё хочется, это верить в счастливую случайность, которая нет-нет да иногда и сводит меня с кем-нибудь хорошим. На самого себя я давно перестал рассчитывать. Спать.

За окном падает снег. Тяжёлый, мокрый, липкий. Не смотря на то, что май. И то, что тепло на улице. Он застилает всё окно и прибивает к земле ворон. Изрядно портит им настроение.



Вчера опять заблудился около дома. Забыл проездной и деньги на пути к метро на курсы, решил домой уже не возвращаться, а пойти пошляться где-нибудь. Ну и заблудился. Зашёл в какую-то глушь, где дома блочные чередуются с деревянными, а заборы преимущественно - частоколы. Нашёл на дереве ничейное коричневое пальто. Какие-то странные типы вручили мне буклет о том, как можно жить в мире без войн. Встретил женщину-статую в клеёночных перчатках и косынке, которая никак не менее часа стояла в одной и той же позе, глядя в стену и слегка пошатываясь. Брёл по узкой, в фут шириной асфальтированный тропинке под каменными арками. Им бы факелы повтыкать в стены, вышло бы атмосферно. Пролез через дырку в заборе. Оказался в заброшенном детском саду. В том, что он заброшенный, меня убедили прогнившие деревянные домики, развороченные песочницы, поросшие какой-то ползучей гадостью дома, стекло под ногами, облезлые стены и прочие сайлентхилловские радости. Видел даже огромную пентаграмму на стене. Потом случайно вышел на знакомую улицу. Предпочёл снова заблудиться. Вновь встретил женщину-статую. В прежней позе. Наткнулся на странного типа, вручившего мне ещё один буклет религиозного содержания. Нашёл смешную композицию из шприцов, воткнутых иголкам в клумбу. Вышел сквозь какой-то бурелом на старую баскетбольную площадку, окружённую непроходимыми зарослями. Девчонка со сломанной рукой кидала по кольцу мяч. Вышел в обратной стороне своего дома. Узнал не сразу, никогда не смотрел на него с таких сторон. К тому времени книга в плеере подошла к концу, и шатания по району закончились.



Лань идти на занятия. Всё внутри против, так не хотелось вставать. Я бы лучше спал. Наверное, стоит придвинуть кровать поближе к компу. И всё наладится.

Работать крайне непривычно. Ни те погрузиться в тоску, ни поскучать в безмятежной депрессии и осознании собственной неодушевлённости, ни тем более ощущения бесцельно прожитого дня. Никуда не вышел, ничего не съел, никого не расстроил. Подвигов тоже не совершил, и все части тела на месте. Ни одна кошка не пострадала. Таки я не одинок и уж тем более не скучен – у меня полно работы о.О

Целый день считал режимы резанья и чертил маршрутную карту. Годы тренировок выработали привычку делать курсовые и слушать аудиокниги без потери ниточки последних. Получается изумительно. Весь день без остановок «Гарри Поттер и Орден феникса» убивает мой разум, а пальцы сами чего-то набирают, терзают калькулятор и листают бесчисленные ГОСТ’ы и справочники. Каким-то чисто машинальным чудом высчитал режимы и теперь, уже за_полночь, ужасаюсь. Цифр много, а как их проверить, не представляю. Нет, даже ума не приложу, как это хотя бы истолкова. Какие выводы сделать из результатов. Досадно как-то. Пойми ты, с пользой столько времени прошло или нет... Хорошо, что хотя бы быстро и едва заметно. Почти ничего не почувствовал, только голова отяжелела от половинки новой книги. Под игру одновременно двух Винампов. Электроника 70-х покоряет не хуже режимов резанья и здорово сочетается с чтением записанных на плёнку книг. Ах.



Вот только вставать рано. Пары завтра дурацкие. И теплеет стремительно, снова голова от перепадов разболится. Всё больше и больше места вокруг. Всё короче ночи.





Michael Brack:

На Конфетной улице шёл никем не любимый дождь. Впрочем, явление это закономерное и никого не удивляющее уже много лет. Месту, где небом служат бескрайние ковры дощатых и жестяных настилов, плотно скрывающие землю от солнца, сложно вообще хоть чем-нибудь удивлять.



Давным-давно, когда жители Конфетной улицы только начинали отгораживать хмурые тучи наверху от человеческих глаз всевозможным хламом, способным спасать их головы и плечи от проливных дождей, никто особо не задумывался, чем это закончится. Тогда неистовые ливни крушили оконные стёкла, разрывали в клочья зонты и плащи, заливали узкие переулки, превращая их в непроходимые топи. А теперь никто не помнит, как выглядит настоящее небо. Его заменил ржавый железный купол и нескончаемая ночь. Железные листы, куски шифера и доски так стремительно затягивали пространство между крышами, что вскоре от него совсем ничего не осталось. Только когда последний лист закрыл собой старое небо и завершил новое, люди успокоились и опустили молотки. Больше на Конфетной улице не было нужды не любить дожди.



Но новое небо оказалось куда менее надёжным, чем старое. Совсем скоро купол проржавел насквозь и начал протекать. Только теперь вода, лившаяся сверху, была грязной и ржавой. И вновь люди поползли вверх по пожарным лестницам, волоча за собой тяжёлые железные листы, деревянные доски, куски шифера и прочий ненадёжный хлам. Застучали молотки, загремели заклёпки и радостные возгласы людей с Конфетной улицы. Поверх старых настилов выросли новые. Но и эти вскоре начали протекать. Их чинили, но всё новые и новые участки ржавого неба проливались грязными дождями. Работы не прекращались ни на минуту. Небо всё сильнее напирало на крыши домов. Поговаривали, что там, за ним, бушует настоящий океан. Воздух сделался до того влажным, что огонь перестал разгораться. Костры гасли, едва подав первые признаки «жизни», масляные лампы светили тусклыми голубоватыми огоньками, уголь и дерево до того отсырели, что напрочь отказывались гореть. Все погреба заняли выросшие до гигантских размеров лягушки и ящерицы. Все переулки залила липкая непроходимая грязь. Купол опасно проседал, грозя в один прекрасный день прекратить сопротивляться ливням снаружи и положить конец Конфетной улице.



Наверное, так бы и сгинула Конфетная улица на дне пролившегося океана, если б не одна странная фабрика, в честь которой улица и получила своё название. Совсем небольшая и со всегда запертыми дверьми и ставнями, она, тем не менее, умудрялась поддерживать жизнь на всей улице. И не только жизнь, но ещё и радость, как бы странно это ни звучало. Жар никогда не покидал её печей, дождевая вода и холод с шипением бежали прочь, а вокруг всегда было тепло и сухо. Более того, вокруг росли симпатичные деревья, горели фонари, трещали сороки, а иногда и вовсе из-за стен фабрики доносилась музыка. Постепенно поближе к ней перебрались все жильцы Конфетной улицы.



Иногда туда заглядываю и я. В последнее время всё реже. Крыши никто не ремонтирует, и почти вся улица канула в топи. Уцелела только фабрика конфет. Дурацкое место, хуже и не придумаешь. Кругом непроглядный мрак, сырость и ржавчина. А тут горит огонь, ползают по стенам ящерицы и плещется море над головой. Если бы не конфеты, я бы предпочёл спать, а не шляться по всяким трущобам. Но шоколад на то и шоколад, чтобы делать предметы слаще. С ним веселее коротать часы. Вот так иногда хочется хоть каких-то событий, хоть каких-то вещей, а конфеты умеют изменять желания на совершенно противоположные. Сидишь у костра и топишь собственные пальцы в абрикосовой начинке. Без всякой скуки, без всякого ощущения сна.

Дожди, дожди... Прогнозы погоды обещают дожди. Местами молнии, кое-где даже с громом. В воздухе заочно пахнет озоном. По воде бегут круги от пикирующих насекомых. Вот-вот должно пролиться. Мелкие капли уже разведывают территорию, чтобы надвигающаяся буря встретила противника во всеоружии – с зонтами и в плащах от ушей до пят. Ветер разносит их по всем закуткам и закоулкам, бьёт водяной полью по окнам и стёклам очков, заставляет обратить на себя внимание. Прячьтесь, мол... сейчас грянем, и мало не покажется.

Однако не все тут сегодня согласны с погодой. Кучка энтузиастов соорудила палатку, развела под ней костёр и наставила кучу обогревателей по краям. Получилось тепло, сухо и с шашлыками. Я случайно проходил мимо, и ещё более случайно оказался внутри. И знаете, не смотря на пустоту последних дней, весь заунывный осадок как рукой смело. И дождь не задел. Людей, правда, было всего-ничего. Но боже мой, какие люди во время грозы?

Чувства
Что они из себя представляют?
И какими они бывают?
Как выглядят?
С чем их едят?
Каким кислородом дышат?
Слышит их кто-нибудь
Или никто не слышит?
Эти чувства

Как проникают в мысли?
Имеют ли чувства смысл?
Весят ли сколько?
И бьются ли на осколки?
Можно ли их ненавидеть?
Видел их кто-нибудь
Или никто не видел?

Выбирают ли чувства цвет?
И как отыскать ответ
На эти самые чувства?

Вновь просыпаюсь сквозь пальцы.
К которым привык.

Laurie Lipton:

Вот какая барышня провела у меня два месяца в подарочной коробке на полке. Коробку я набивал ватой, чтобы внутри не погнулись крылья, сверху бант и ленточку повязывал, речь вручительную придумывал. А сегодня решил, что хватит с неё, и выпустил. Несостоявшийся подарок ко Дню Рождения одному вполне себе неплохому человеку, которому, однако, никак не представляется возможным вручить его. Ну не заходит он ко мне, не видимся мы в жизни, не разговариваем, не пишем, за звоним, и помнится с трудом. Пора бы и из списка контактов удалять. Но контакты контактами, а девушку чулочную вручить хотелось. Как-нибудь при случае, чтобы неожиданно. Типа, а смотри-ка, что у меня для тебя есть Заодно и сломать традицию никому не дарить подарков. Да только не скажешь же: «Приходи, я тут тебе кое-что подарить хочу к твоему Дню Рождения двухмесячной давности». Нет, можно, конечно, но кхм... Не хочу я таких вымучаных подарков. Никому они такие не нужны. Так что теперь ты будешь жить у меня. Какая-никакая, но компания. И чулки полосатые мне ужасно нравятся. Будешь сидеть рядом с тем сборником японской поэзии, который мне подарила твоя несостоявшаяся хозяйка.



Примерно так и теряются неплохие люди. За взаимной ненадобностью.



Здесь всё идёт по плануОкончу универ, и отправлюсь жить на окраину в старую однокомнатную квартиру с тараканами. Большими, рыжими и усатыми. Заведу кошку и хомяка. Из мебели у меня будет только старенький компьютер баксов за триста-четыреста, один единственный шкаф на все случаи жизни, тесная скрипучая кровать, стол, стул, маленький холодильник и плита с двумя конфорками. Окно с видом на окна.

Лезвие прошло прямо над головой, высекая щепки из деревянных досок за спиной. Рухнув на колени, я зачерпнул горсть песка с пола. Отличная вещь, когда под рукой нет ничего боевого и грозного. Я старался дуть на ладонь предельно аккуратно, но от волнения и усталости вытянутая рука изрядно тряслась. Получилось не в лучшем виде, но и это заставило противника отпрыгнуть назад на добрых четыре шага. Его кинжал так и остался в стене. Песочная взвесь слегка поблёскивала лазурным, лёгким облачком расползаясь в пространстве между нами. Тварь легко раскусила моё поспешное заклинание и совсем не горела желанием попадать под его действие. Вместо этого тонкое существо в облегающей одежде из чёрной кожи вытянуло руки по направлению ко мне и скрестило указательные и средние пальцы на манер решётки. В следующий миг я сорвался с места и кубарем то ли покатился, то ли побежал на четвереньках вдоль высокого плинтуса. Когда существо резко развело руки в стороны, разрывая свою комбинацию пальцев, моё сияющее облачко разлетелось обычной песчаной пылью по всей комнате, а на том месте, где я только что стоял на коленях, в стене появился неровный пролом. Подталкиваемый воздушной волной я отлетел в угол помещения и теперь наблюдал за своим противником из положения вверх тормашками. Лица его я не видел, оно скрывалось под плотной тканью, стянутой тугими швами. Но гнев и ярость, запечатлённые на нём, были ощутимы очень хорошо, не смотря ни на какие маски. Существо слегка наклонилось вперёд и полубоком на носочках двинулось ко мне. На ходу оно протянуло тощую руку к своему кинжалу, валявшемуся на полу. Оружие послушно взмыло в воздух и лениво поплыло к владельцу. Видимо, враг праздновал досрочную победу, раз позволял себе не торопиться самому и не торопить плывущее по воздуху оружие. И тогда руку вытянул я. Вытянул и мысленно поманил кинжал к себе. Такие вещи не очень-то любят чужих хозяев, но этот всё же подчинился. Изменив траекторию своего полёта, он направился ко мне. Существо мотнуло головой, провожая взглядом клинок, в следующий миг тонкое тело метнулось в мою сторону. А я продолжал манипулировать кинжалом. Лезвие было прочным и жаростойким, а вот рукоять расплавилась в момент. Как раз тот самый момент, когда пальцы существа едва-едва не сомкнулись на моей шее. Но он не успел. В нос ударил запах гари. Из расплавленного металла прямо в воздухе тонкими змейками я соткал простенькую пентаграмму. Четырёхлучевая звезда с символом в центре, о назначении которого я уже и не помнил примерно метр в диаметре. Фигура ещё пылала красным, когда мой молчаливый враг налетел на неё в своём атакующем прыжке. Кожу перчаток на длинных пальцах разрезали взявшиеся невесть откуда длиннющие когти – вряд ли у меня были бы хоть какие-то шансы, успей они дотянуться. Лёгкий жест, каким обычно отгоняют мух, лёжа на диване, пустил звезду и попавшее в неё существо через всю комнату в дальний угол. Тело в чёрном впечатало в дерево, звезда прошла сквозь него и выжгла свои контуры на стене. За время боя я почти не стоял на ногах. Меня швыряли из угла в угол, посыпая песком и опилками, отвешивая увесистые тумаки и пинки. Вот и теперь я лежал у стены и тяжело дышал, вытирая пот со лба. Победил. Нелепо, но всё таки победил. Убил эту бестию. Закрыл было глаза, чтобы перевести дыхание...



Когда я очнулся, через дыру в стене, мешаясь с маслянистым освещением ламп под потолком, лился лунный свет. На что я сделал вывод, что провалялся тут без сознания по меньшей мере несколько часов. Существо, пытавшееся меня прирезать, придушить и размазать по стенке, лежало на том же месте, где я его и оставил. Во рту было солено, всё тело болело, одна нога как-то неестественно вывернулась... Вскоре я узнал, что неестественность вполне заслуженная. Стоило попытаться сдвинуться с места, как боль невыносимо сильно полосонула вывернутую ногу и плавно растеклась по всему телу. Я невольно вскрикнул, но вовремя заткнул себе рот ладонью. Кричать здесь было нельзя. Я не знал, где нахожусь и что здесь делаю, но если сюда сбежится ещё пару таких приятелей (взгляд на чёрное тело в углу), то мало не покажется. Я продолжал приходить в себя. Боль улеглась, но каждая новая попытка подняться вызывала новые её волны и вновь швыряла тело на пол. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я всё-таки оказался на ногах. Вернее, на одной здоровой ноге. Из щепок и древесной трухи, разбросанной здесь по всему полу после нашей драки, я сварганил себе костыль. Заклинание получилось изнурительным, не смотря на свою простоту. О том, чтобы срастить кость колдовством, и речь быть не могло. Сил потребовалось бы немеряно. Нащупав взглядом дверь, я поковылял к ней. Сказать, что открывшееся за ней зрелище, меня удивило, значит не сказать ничего. Отвесная стена. Просто отвесная стена, и больше ничего. Земли не видно – слишком темно. Лёгкий ветерок бьёт по лицу редкими водяными каплями, всё небо затянуло облаками. Кое-как ухитрился посмотреть наверх, но и там оказалось то же самое: бесконечная стена, врезающаяся в чёрные тучи. Ещё пару минут ушло на то, чтобы морщась от боли, пересечь комнату и выглянуть из пролома в противоположной стене. Абсолютно аналогичная картина. Впрочем, нет, кое-какие различия всё же нашлись. С этой стороны светила луна, и я различил углы строения по бокам. Так мне удалось узнать, что я нахожусь в невероятно высокой деревянной башне. Я осмотрелся ещё раз, на этот раз ища что-нибудь интересное в самой комнате. Но и тут ничего: пустое помещение и труп в углу. Ещё минута прошла, прежде чем я добрёл до тела. Обнаружив у него в руках коробку спичек, я удивился даже больше, чем когда ничего не обнаружил за дверью. Спички оказались самыми обычными. Одну я даже подпалил для убедительности - ничего. Ну и что же можно сделать с коробком самых обыкновенных спичек в пустой комнате под небосводом с трупом и сломанной ногой? Ждать рассвета, пожалуй.



План изменился, когда я понял, что луна не движется. Время в башне стояло на месте, с тех пор, как я пришёл в себя. Я глубоко вздохнул и достал трофейный коробок. Повертел в курах, открыл, вытащил несколько спичек и выложил ими простенькую фигурку на полу. А что, неплохо... Ещё несколько спичек дополнили узор. И ещё. И ещё... Фигура разрасталась, в какой-то момент мне даже пришлось отползти подальше от центра, освобождая место причудливым краям. Песок на полу мешал, сперва я бесцеремонно смахивал его в стороны, потом догадался аккуратными горками оставлять внутри фигуры. Получалось довольно симпатично. Пентаграмма легко набирала силу и сама показывала мне, куда класть следующую спичку. Смысла всего этого я не знал. Нет такого колдовства, которое смогло бы погнать время вперёд. Нет магии, учащей летать и ходить по стенам. И солнце призвать тоже невозможно. Если окутала вечная ночь, то тут уж ничего не поделаешь. Только прорываться с боем. Собственно, этим я и собирался заняться. Сломать на редкость прочный и гладкий пол, такой, что даже песку некуда было просыпаться, и посмотреть, что там внизу. Летать нельзя, но можно падать.



Коробок оказался поистине чудесной вещью. Спички в нём не переводились. Когда я закончил, в углу комнаты трёхметровым витиеватым кругом громоздилась диковинная пентаграмма. Как она будет работать, я представлял смутно. Но ломать все, что встретит на своём пути, должна была хорошо. Во всяком случае для этого я её собирал и на это рассчитывал. Из оставшегося от кинжала лезвия и всё тех же спичек я соорудил копьё. Выжег на лезвии несколько рун на случай, если придётся тыкать им в стальные или бронзовые доспехи. Также копьё можно было использовать и в качестве костыля. Нога ныла и стонала, ступать на неё было сложно и рискованно – в глазах сразу темнело, сознание грозило отключиться. Где-то внизу слышалась тихая возня, кто-то там заподозрил неладное. Ну и ладно, маг из меня плохой, а вот колдовство, особенно предметное, если уж получается, то наверняка. Часто даже сам себе приятно поражаюсь... Так что поздно спохватились. Опираясь на копьё, я поднялся. Зажёг спичку и, в последний раз взглянув на своё странное творение, отдал его огню. Едва только горящая спичка коснулась фигуры, как та вспыхнула. Растеклась тонкими ручейками пламени, песок внутри задрожал, доски начали стремительно чернеть. Не теряя больше остановившегося времени, я шагнул внутрь пентаграммы. Впрочем, шагнул – это гордо сказано, просто, охая и постанывая, заковылял внутрь. И в тот самый миг мир завертелся, задымился и с хрустом помчался вверх. А я, не устояв на одной ноге, рухнул в центре фигуры и помчался вместе с нею в противоположном направлении. Пол разлетелся обожжёнными щепками и песком, перед глазами промелькнула комната этажом ниже и тут же скрылась в очередной дыре прожжённого пола. Моя пентаграмма легко крушила перегородки между этажами, несясь вниз с такой стремительной быстротой, что в животе начало мутить. Я успевал различать тёмные силуэты тощих существ, пустые помещения без окон, мебели и лестниц, одинокие двери, за которыми не оказалось бы ничего, открой я их... Фигура несла меня вниз, разгораясь всё ярче. Кто-то пытался ухватиться за её края, кто-то пытался остановить меня потоками воздуха, потушить пламя, но безрезультатно. Я нёсся вниз. Из чистого любопытства зачерпнул немного огня и швырнул его в сторону. Стены разошлись, и на долю мгновения мне открылась чернота неба. Я продолжал падать, ломая и сжигая всё, что становилось у меня на пути. А потом что-то ударило, сильно и резко. Всё стихло. Я почувствовал, что больше не двигаюсь. Я чувствовал что-то ещё, но в этот момент чёрная пелена окончательно сомкнулась надо мной.



Когда я очнулся во второй раз, было уже утро. Моё тело лежало на мокром каменном полу, лицом вверх. Именно тело, я не ощущал ни рук, ни ног, моими в нём были только глаза. Зрачки скользнули по каменному своду потолка, круглой дыре прямо по центру, квадратным окошкам с решётками, залитых пронзительным солнцем, лентам света, беспорядочно полосующим здешний застоявшийся воздух. Потом понял, что лежу в воде. Не достаточно глубокой для того, чтобы захлебнуться, но очень холодной. Неровный пол больно упирался в спину. При мысленном упоминании о боли мне стало не по себе. Вспомнилась сломанная нога, вспомнился полёт и столкновение с чем-то, что его прекратило. Я представил, что обрушится на меня, когда я попытаюсь подняться, как я корчась упаду обратно, тяжело хватая ртом воздух, как всё внутри сведёт судорогой из-за возмущённых криков десятков переломанных костей и вывихнутых суставов, и внутри похолодело. Хотя куда уж было холодеть? Вода и без того ледяная. Ощущения медленно возвращались. Я поднял руку, посмотрел на свет сквозь пальцы. Затем поднял вторую. Рассматривал аккуратные длинные ногти, гладкую, без ссадин и порезов кожу ладоней... А потом неожиданно для самого себя встал. Легко и непринуждённо, никакой боли не было и в помине. Обе ноги оказались в полном порядке, спина чувствовала себя прекрасно, хоть и пролежала полночи на острых камнях. С плеч словно рухнула целая гора со спящим на её вершине драконом, захотелось рассмеяться и пуститься в припрыжку по воде. От радости да и просто согреться. Неподалёку валялось и моё копьё. Лезвие оплавлено, руны стёрты. Помогли, выходит. Хоть и не понятно, против чего и как. Плохой из меня маг, и волшебник тоже плохой. Но зато чертовски везучий. Я подобрал оружие, нащупал в кармане промокшие спички и, стуча зубами, направился к выходу – двухметровой арке в стене, за которой сияло во всей своей красе невообразимо приятное утро. Давненько я не смотрел на солнце в своих снах. Давненько я не прорывался через самое сердце подсунутых мне башен и заброшенных часовых заводов. Привык убегать, отчаянно экономя патроны и силы. Слишком привык, чтобы рассчитывать на хороший финал. А вот ведь он какой... Хороший финал.





Наверное, вчера мне было хорошо. Не смотря на квартирный холод и суточное сидение дома. Оттого и сны правильные. Так-то.

- Гад ты...

Смотрю на что-то мягкое и розовое, ползущее по стене к плинтусу. Мороженное. Его тут на целое ведро наскрести можно.

Штора порвана и, что самое обидное, заштопана. Кривыми, очень неаккуратными стежками, да так, что нитки совершенно перечат цветовой гамме несчастной ткани. И почему-то ещё задёрнуты. Страшно даже предположить, с какой это стати.

- Ты совсем обнаглел!

Это набитое опилками чудовище не обращает на меня внимания. Грызёт семечки и плюёт их не дожёванными на пол. Под ногами хрустит. Замечаю, что картина на стеле висит на там, где ей положено. Вглядываюсь: нет, она не висит... Она приклеена чем-то оранжевым. Вареньем. Абрикосовым, тем самым, которое я специально от него прятал...

- Ах ты плюшевый уродец...

Ватная голова всё-таки поворачивается в мою сторону. Лениво и неохотно. Похоже, я отрываю его от очень важного занятия – расклеивания моих коллекционных марок на подоконник. По-прежнему внимания мне уделяется немного. Один равнодушный взгляд, не больше и не меньше. Я бы швырнул в чудовище тапками, но они нарезаны на конфетти и в сочетании с пятнышками клея дополняют узор настенного ковра. Кровать зачем-то посыпана пеплом и песком. Наверное, что-то горело, а потом тушилось.

Устраиваюсь на расцарапанном столе. Можно было бы уподобиться дешёвым сценкам со смотрящими в окна в разгарах плохих настроений, но окно завешено и завешено скорее всего не просто так. Туда смотреть не стоит. И спать мне сегодня негде.

- Что с окном?

После короткой паузы, не поднимая глаз:

- Зелёное.

Понятно, зелёное окно. Проще пареной репы, можно было догадаться по зелёным кляксам на потолке. Вон и кисть торчит из перевёрнутого вазона.

- Где зеркала?

В комнате не осталось ни одного.

- Внизу.

Ах, ну да... Где именно внизу, я уточнять не стал.

- Чайник хотя бы цел?

- Цел.

Слава Аллаху, хоть что-то хорошее за последние сутки.





Лёжа в ванной в окружении чайных пакетиков, пришло спокойствие. Это был тяжёлый день. Я с раннего утра и до сих пор безуспешно ждал появления на экране монитора одного меланхоличного человечка [которому по идее абсолютно и совершенно безразличен, а очень жаль], я мок под дождём, мёрз без куртки на улице, я пачкал свой шарф в грязи и наступал на собственные шнурки. Гнусная пятница, какие надо вычёркивать из текучих календарей и вписывать в позапрошлогодние, чтобы больше не вспоминать.

Весь день прошёл в каком-то обморочном состоянии. Постоянно укачивало в машинах. Мутило от запаха плесени в погребе. Полдня никак не засыпалось на проходной. Хотелось засунуть голову младшего братца в миксер и нажать на play; это он виновен в предыдущем предложении. Завтрак, обед и ужин скормил беззубому коту, не осилив и чашки чая; зато кот был в восторге. Подкрашивал найденными в багажнике красками выцветшую надпись на надгробном камешке какой-то незнакомой могилы. Это кое-кто оставил меня на кладбище, сказав, чтобы «немножко» подождал. Снова укачивало на заднем сиденье. Привёз домой в кедах с дюжину жуков-могильщиков. Переломал все ногти, наскрёб под них земли и сырого картофеля.

И вот теперь, когда мне хотелось бы выйти на улицу и уткнуться лбом в крышку какого-нибудь дорожного люка, на позывные никто не отвечает. Что, спрашивается, за нафиг? Зачем жить, если после дня шиворот-навыворот не к кому постучаться с требованием «эй, дружок, пойдём-ка выпьем-ка за минувший день космонавтики»?