Это неправильный кофе, который пьют неправильные люди. Чистая неправильные газеты и слушая неправильную музыку, они ведут неправильную жизнь. И никто и никогда не расскажет им об этом, потому что сам – один из них. Не бывает правильных вещей, всё имеет нелогичное начало и абсурдную концовку, массу противоречий и спорных моментов. Но почему-то иногда попадаются правильные люди. С неправильной жизнью, кофе и музыкой они умудряются мыслить как-то совсем иначе. Они носят смешные шапочки и варежки, говорят стихами и целуются там, где все остальные кривятся и ворчат. Таких мало. Их почти не существует. Когда-то я знал одну. Да и сейчас знаю, но всё больше понаслышке. Она грустит и курит. Не выходит из дому, игнорирует учёбу и вышивает на коже крестиком. О знаменательности сегодняшней даты я вспомнил только из глупого и никому не нужного сострадания к её растерянности. Она как кукла, потерявшая свои пластиковые ручки и ножки. Потерявшаяся сама. Она как я. Во всяком случае, мне хотелось бы быть таким же. Красивым, скучным и сторонящимся всего, что способно говорить и совершать непонятные поступки. С праздником, нам с тобою чуждым, тебя, моя леди. Едва только слово «моя» способно срываться с моих губ. Оно внесено в список запрещённых и причиняющих странные ощущения.





На английском немного ужаснулся, когда преподавательница, объясняя некоторые словосочетания из предлагаемого к просмотру кусочка фильма, затронула тонкий смысл выражений «fuck up», «fuck off» и производных. Народу понравилось. Все активно пытались утянуть хотя бы по одной такой фразочке в свои обсуждения просмотренного. Нет, преподавательница молодец, но эти олухи... Сердцу было больно, когда дядечка лет пятидесяти отчётливо и на всю аудиторию чеканил: «ФАК».



Я пишу это, а какой-то урод сверлит стену за стеной. В полночь, в день Святого Валентина. Оригинально, не правда ли? Наверное, валентинку на стену вешает. И все соседи по периметру стучат ему по батареям. У меня поочерёдно то ревят, то стучит... Придурки.

На кухонном столе

На сахарном коне

По крошкам сдобных кексов

Шагают в унисон

Гашиш и Паркинсон

Дать бой моим регрессам



Вот так и живём. Организму не хватает витаминов, сна и заботы. Его бросает по рельсам из стороны в сторону, кренит по диагонали и так и норовит оторвать от земли. Да только летать одному невообразимо скучно. И опасно. Даже там, в чёрный дырявой пустоте, красивой и гордой, неотразимой и совершенной. И Та, что навеки засела у меня в голове, берёт с неё пример лучше, чем кто бы то ни было другой. Поэтому одними наркотиками тут, увы, не отделаться. Нужны те, кто скользнёт следом и покажет верную дорогу. Станет проводником, и светом. Подставит плечо и стиснет зубы в трудную минуту. Подарит то, чего не ждёшь, но очень хочешь. Поможет не потеряться там, где ничего нет, и научит быть проводником [отсюда] самому. И всё это бесполезно. Ведь не было и вряд ли когда-нибудь объявится тот, кто сумел бы сделать это лучше Неё... У меня нет проводника, и сам я им не стал. У меня ничего нет.





Кин, часть пятаяК своему удивлению, которое всё же сумело пробиться сквозь нахлынувший ужас и ожидание неминуемой смерти, Кин не упал не землю. Сам того не желая, он запутался и повис вниз повис в зарослях. И при том достаточно высоко, чтобы змееголовая бестия внизу окончательно обезумела от ярости. Она взревела так, что у Кина заложило уши, принялась что есть мочи колотить по толстым стеблям, разрывая их на ошмётки, молотить хвостом по грязи. И тут же к вою ярости добавился вопль боли. Существо напоролось своей массивной тушей, покрытой блестящей чешуёй, на шипы тех самых сорняков, по одному из который карабкался вверх Кин. Острые иглы легко пронзили слабую броню бестии, брызнула тёмная вязкая кровь. Не понимая, что происходит, она заметалась ещё сильнее, чем сделала себе только хуже. Всё новые и новые шипы впивались в её тело. Однако и зарослям приходилось несладко. Они с хрустом ломались, мялись, а то и вовсе разлетались в клочья, под ударами хвоста и когтистых лап. Путы, связавшие Кина, очень быстро ослабли и начали опадать на землю, оторванные от своих коней. В конце-концов он выскользнул и из них и мешком рухнул вниз.



Вскоре вокруг дерева образовалась настоящая каша из грязи, темно-зелёной массы перемолотых растений и крови лишившегося последних сил существа, которое теперь было полностью обленено и связано гибкими шипастыми стеблями. Те так глубоко впились в чешуйчатую кожу, что змееголовая бестия почти не могла шевелиться. Только глухо шипела и тяжело втягивала ноздрями воздух. Рядом с ней, едва не утопая в образовавшейся каше, пытался выбраться Кин. Боль в груди стихла, хотя и не ушла совсем. Ухватившись за большущий толстый лист, он забрался на него и возрадовался хоть какой-то опоре под собой. Но стоило Кину расслабиться и подумать, что всё закончилось гораздо лучше, чем он предполагал, как сознание вновь покинуло его тело.

Когда я не появляюсь на дневниках более суток, это говорит лишь об одном. Что-то случилось. Либо я сплю непривычно долго, либо я выхожу из кратковременного запоя, либо я ушёл в РО с головой и ногами, либо меня похитили инопланетяне. Ну, или самое простое – мне так скучно, что я прислонился к стене и молча всех ненавижу. Да, все уроды. Этот раз не был исключением, тут собралось всё сразу и даже больше. Учёба обрадовала замечательным расписанием и новой серией дурацких предметов. Дома после недолгого затишья снова посыпались упрёки, что я, извините, ни на что не пригодный дебил. Пару раз выбирался из берлоги на лоно природы, солнышком полюбоваться, погулять, ковры повытряхивать. Не интересно. Ковры ещё ладно, там польза какая-то есть, да и не совсем добровольно это было. Но вот остальное как-то не задаётся от начала и до самого конца. Солнышко идёт лесом, когда ты стоишь под ним со скучающим видом, а вокруг пусто, как в банке из-под майонеза. Как это? Да запросто. Берём банку и залазим в неё. А сверху сама собой заворачивается крышка. Шурупами. Радует хотя бы то, что нас таких много. Подавляющее большинство. Всякие придурки занимающие себя невесть чем, сидя сутками в четырёх стенах с надзором и настояниями и ковыряя ложкой паркет под топот обнаглевших тараканов... моя вам солидарность.



Кин, часть четвёртаяКин изо всех сил пытался хоть как-нибудь ухватиться за покрытый слизью ствол гигантского дерева, но ни одна из его попыток не увенчалась успехом. Замерзшие пальцы скользили по коре без всякой возможности в неё вцепиться. И да ветвей было не дотянуться. Те, что были у Кина над головой, росли слишком высоко. Остальных он не видел, растительность, уходившая вьющимися стеблями вверх и целевом скрывавшая в себе, оставляла ему лишь маленький кусочек ночной мглы над головой для обзора.



Шум и треск за спиной нарастал. Что-то массивное и неуклюжее пробиралось сквозь заросли. Прибиралось к дереву. Это что-то производило слишком много шума и гама, что казаться дружелюбным и безопасным. Скорее оно походило на нечто огромное, глупое, голодное и с острыми зубами в пару рядов. Внутренних голос подсказывал Кину, что едва ли стоит ждать чего-то хорошего от этой встречи. И Кин ему охотно верил. Скорее всего это ещё один обитатель леса вышел на охоту в поисках добычи. Встреча с предыдущим таким хищником – огромным троллем – едва ли не стоила Кину жизни. Но там были охотничье снаряжение и огонь, а здесь? Здесь нет ничего, чем можно было бы отпугнуть крупного зверя. Кин отчаянно скрёб ногтями по скользкой коре, пытался продвигаться в сторону, даже пошарил по карманам в поисках хотя бы чего-нибудь полезного в данной ситуации. Всё было бесполезно. Ноги плотно завязли в грязи, передвигаться было до невероятного сложно. Чего стоило всего лишь выдернуть ноги из трясины и при этом сохранить на ней сапог. Сделав пару шагов, Кин понял, что далеко ему таким образом уйти не удастся. Шум нарастал и раздавался уже совсем рядом. Похоже, то нечто, что проделывало себе дорогу через заросли, ориентировалось то ли по запаху, то ли ещё по каким-нибудь признакам, но явно не человеческим. Внезапно Кин обратил внимание на толщину стебля одного из растений рядом с ним, которое вполне могло бы поспорить габаритами с фонарным столбом. Далеко не каждое дерево вымахивает до таких исполинских размеров, каковыми обладал этот сорняк. Весь стебель устилали огромные зелёные шипы. Кин ухватился за один правой рукой, с трудом вытащил ногу из холодной грязи и поставил на другой. Рстение слегка пошатнулось и наклонилось. Кин вытащил вторую ногу и вот уже полностью оказался на странном растении. «Ну прямо, Джек и бобовый стебель», - подумалось ему, когда в треске ломающихся стеблей внезапно послышалось отчётливое сопение. Так дышит в нос разъярённый бык или какой-нибудь тролль. Внутренний голос оказался прав и даже очень. Кин с небывалой прытью принялся карабкаться по шипам вверх. Сорняк кренился и хрустел, его поверхность была влажной и скользкой. Несколько раз сапоги Кина соскальзывали с опор и он лишь чудом не свалился вниз.



И тут показался преследователь. Огромная морда ни то змеи, ни то крокодила вынырнула из зарослей и уставилась на Кина. Тот уже был в метрах в пяти от земли и продолжал карабкаться. Шум стих как по команде, сопение прекратилось. Вслед за мордой появилась огромная чешуйчатая лапа. Сверкнули когти, показался тёмный раздвоенный язык. Кин уже видел ветку, за которую собрался ухватиться. Ему оставалось метра два, не больше, но стебель так наклонился под его тяжестью, что оказался почти параллелен земле. Существо внизу, наблюдало, чем занимается его жертва и каким образом до неё добраться. В том, что он именно жертва Кин уже не сомневался. Он перестал ползти и теперь пытался стать на стебель в полный рост, чтобы подпрыгнуть и ухватиться яз ветку. Ничего умнее не пришло ему в голову в тот момент, а времени на новый план не оставалось. Змееподобное существо зашипело и навалилось на сорняк, вываливая из зарослей огромное туловище. Именно вываливая: необъятная туша плюхнулась в грязь рядом с сорняком и принялась обхватывать его коротенькими, как оказалось, лапками. Кин ощутил, что теряет равновесие. Держась руками за шипы, он изо всех сил старался не упасть с раскачиваемого тварью стебля. То и дело над головой пролетал сук, но по-прежнему слишком высоко, чтобы до него можно было дотянуться. Снизу донёся пронзительный вопль – существо решило прекратить эти игры и не желающая спускаться добыча начинала её злить. Кин не чувствовал ни холода, ни боли от порезов о шипы, не слышал крика и пыхтения твари внизу... Всё, о чём он думал в данный момент – это ветка над головой. Выпрямиться и пригнуть, выпрямиться и прыгнуть... Ухватиться обеими руками – и он спасён. Эта бестия не сможет ни повалить дерево, ни забраться на него. В тот самый момент, когда его слуха коснулся звук ломающегося стебля. Растение не пало, оно повисло на своих не менее низких соседях, а Кин протянулся руки к ветке и сомкнул на ней пальцы. «ДА! Есть!» - пронеслось у него в голове. Но едва только тело повисло на ветке, как всё тело пронзила жгучая боль, не замечать которую было уже невозможно. Наверное, падая с утёса, Кин всё-таки сломал ребро или вывихнул что-нибудь в плечевом поясе, т.к. одна рука тут же обмякла и разжала пальцы, словно чужая. Перед глазами пронёсся беззвучный ужас, застилаемый кровавой пеленой острой боли. Кин словно наяву ощутил, как на нём смыкается отвратительная змеиная челюсть, как в него вонзаются острые зубы. Он не заметил, как ветка выскальзывает из другой, послушной, руки. Как он срывается и летит вниз. Медленно, словно в воде. Стало ни то жарко, ни то холодно, ни то страшно, ни то и вовсе безразлично... Где-то далеко-далеко отсюда, за краем леса победоносно верещала змееподобная тварь. Перед глазами застыл клочок ночного неба и протянутая к нему рука...

Долго полярное утро сомкнулось над церковными сводами, колокола огласили приход смутного времени. Без восходов и заходов солнца, с вечной росой на траве и листьях, с непроходимыми густыми туманами, комьями забивающимися во все подворотни, и лёгкой изморозью откуда-то сверху. Ни неба, ни звёзд, ни облаков. Под ногами хлюпает сырость, всё вокруг понуро и простужено. Всем хочется спать.



Сегодня особенно сыро. По радио передали дождь, который, наверное, уже собрался тяжёлыми густыми тучами над головами и вот-вот прольётся. Туман сгустился до такой степени, что вытянутая вперёд рука скрывается в белоснежной мгле по локоть. Ноги шагают где-то внизу, совершенно наугад, не видя ничего перед и под собой, лишь примерно представляя нужное направление. Идти нужно вдоль забора, я периодически проверяю рукой на ощупь, не подевался ли он куда-нибудь. По другую руку от меня дорога, на которой замерли машины. Даже противотуманные фары не в силах пробить молочную пелену. Водители угрюмо ёжатся в своих лёгких водительских куртках, ожидая улучшения погоды.



Я сталкиваюсь нос к носу с какой-то дамой в очках. Наверное, она со своими стёклами ориентируется ещё хуже моего. И тоже шла, держась забора. Поэтому мы и столкнулись. Встреча получилась до того забавно, что мне захотелось развернуться и пойти одну сторону с ней. Девушка от неожиданности чуть не уронила с носа свои огромные очки, отшатнулась от моего выплывшего из тумана лица и испуганно поспешила обогнуть по кривой. Похоже, что ей очень не хотелось оставлять забор на расстоянии, большем длины её руки, и потому она почти прижалась ко мне, чуть не сбила с ног и снова не выронила очки. Пытаясь поймать их за чёрную роговую оправу, дама задела меня рукой, после чего уже с мало скрываемым раздражение оттолкнула мой тёмный силуэт и поспешила скрыться. «Нет, - подумало сне, - за такой суетливой и нервной я бы не пошёл. Вряд ли бы из ней вышла мало-мальски приличная компания». Едва только я зашагал в прежнем направлении, а услышал сперва звук негромкого удара чего-то твёрдого и легкого об асфальт, а затем и хруст. Дама всё-таки уронила свои очки и, судя по всему, наступила на них. А если вспомнить размеры её линз, то немудрено было догадаться, что теперь она совершенно ничего не видит. Я заколебался. Ну, в самом деле, что за дурацкая ситуация? Решив, что развернуться и всмотреться в туман позади себя, откуда только что донёсся хруст, будет нелишним. Что и не помедлил сделать. И буквально тут же снова нос к носу столкнулся с ней. Только на этот раз выражение «нос к носу» оказалось не более, чем фразеологизмом. Потому что столкнулся я с ней ногами. Споткнулся обо что-то большое – это дама шарила на земле руками, собирая осколки своих очков - и рухнул на встречу своей преграде. В ту же секунду сверху, рассекая густую туманную завесу, обрушился обещанный ливень.



Распластавшись на тротуаре, я снова только и смог, что подивиться забавности ситуации. Дама, не успев толком опомниться, тоже лежала где-то рядом. Сверху нас беспощадно бил по лицами холодный утренний дождь. Тяжёлые капли заливали глаза, заставляя жмуриться, пробирались под воротник, затекали в рукава. Так бережно хранимое под одеждой тепло стремительно таяло. К моему огромному удивлению, дама не произнесла ни слова. Только ойкнула, когда, поднимаясь, случайно опёрлась на меня рукой. Я тоже ничего не сказал, молча встал на ноги и поправил плащ. Где внизу остался лежать мой зонт.

- У вас кровь, - сообщил мне я сухой женский голос.

Я поднёс руки поближе к глазам и увидел, что вода, собирающаяся в левой ладони, красноватого цвета.

- Наверное, я порезался вашим очками, - и добавил, сам не зная, зачем: - Извините.

Лучше было бы и вовсе промолчать. Но как бы там ни было, мы всё-таки пошли в одну сторону. У неё не оказалось зонта.





Полярное утро у нас длится очень долго и наступает крайне редко. В виде исключения и наказания. Церковники говорят, что это особое явление, которое, как и всё остальное, необходимо принимать с любовью и терпением. Когда-то и я придерживался того же мнения. Не обращал внимания на холод и сырость, будь то лето или зима. Старался пережить и забыть. На всеобщую понурость и грязь. Морщиться и пить горький кофе, потому что по утрам принято пить горький кофе. Зато теперь у меня другое мнение. Каким бы долгим и туманным оно не было, в нём до невероятного много странных и забавных вещей. Они здесь, они есть и их не может не быть. И даже кофе может быть приятным. Например, таким, каким готовит его Ребекка (:

Бывает страшно закрывать глаза. Лёжа в темноте, ночью, когда все шорохи стихают, а успокоительной полоски света под дверью больше нет. Когда всё живое в пределах досягаемости органов чувств умирает до самого утра... Или хуже. Когда сумасшедший сосед сверху методично и прицельно бьёт чем-то тяжёлым в пол прямиком над твоей головой. Тяжёлые удары вызывают странные ассоциации. Это ненормально, это подло, но деться от этого некуда.



Но ещё страшнее глаза открывать. Всего на какую-то долю секунды, едва только веки приподнялись, а зрачки не успели расшириться, взору в темноте открывается нечто. То, чего меньше всего хотелось бы увидеть перед собой один на один. Те, что ты сам представил, но тут же забыл. Эти предметы на полках, эта мебель и вазоны – всё, что окружает и создаёт уют при свете, в тайне впитывает в себя по чуть-чуть от каждого мимолётного страха. Чтобы потом, в самый неудачный момент, изменить свои тени в самую худшую сторону. Поэтому глаз лучше не открывать. Лучше отвернуться к стене. Или не ложиться, пока темно. Или лечь рано, чтобы слышать чьё-то присутствие за стенкой. Лишь бы не оставаться с ними наедине. Но даже это далеко не самое неприятное, с чем можно столкнуться ночью в полном одиночестве.



Хуже всего то, против чего глаза бессильны. Тут уже не повоюешь и со временем не угадаешь. У снов есть одна противная особенность: они способны повторять лишь то, что ты когда-то видел, слышал или чувствовал. Они не могу дать новых ощущений. Не могут выдумать новый цвет или звук. Если никогда не летал, как птица, то сон заменит это чувство каким-нибудь другим. Например, падением. Сны не умеют выдумывать новое. Зато они горазды смешивать одно с другим. Особенно кошмары. Вот тут-то и начинается всё самое неприятное. В них слишком легко сливается хорошее с плохим, любимое со страшным и красивое с отвратительным. Сливается в худшую сторону. Обезображенные декорации и слова, персонажи и предметы – всё, что когда-либо видел и встречал, но измененное до неузнаваемости. Так создаются страшные сны. В которых можно часами бежать по собственной квартире, но так и не найти выхода... Прятаться в самых неприступных шкафах и непременно быть найденным. Находить за приглянувшимися дверями совсем не то, чтобы нашло в них бодрствующее воображение. Подниматься по короткой лестнице и устать до состояния готовности ломать ногти о твёрдую землю. Одно чувство заменяется другим, но каков эффект... Устать только потому, что сзади происходит что-то ужасное. Устать, лёжа на месте. Что может быть ужаснее невозможности сбежать от страха, изо всех сил пытаясь это сделать? Как это ни странно, но именно в этом и заключается самый шик. Вся сила кошмаров в эмоциях. Ты просыпаешься совсем в другом месте и другой жизни. Просыпаешь другим человеком, но с тем же страхом, от которого сумел так странно уйти. Забавно. Я ненавижу фильмы ужасов, но обожаю их смотреть. И люблю то, что они вытворяюсь у меня в голове, собираясь в больших количества и перемешиваясь, как разноцветные крупинки ванилина в кипятке.





Ещё одна средство борьбы со скукой. Как и в случае с водкой и больной головой, здесь просто-напросто нет времени думать о чём-то абстрактном, когда перед глазами маячит более насущная и острая проблема. Страх >_< Детский, тёмный и звонкий.



p.s. Ещё я взял 99-й уровень РО. Это здорово. Наверное.

Проснуться в роскошном дворце, набитом бесполезной трухлявой мебелью. Проснуться в большой картонной коробке под звуки старинного патефона. Подняться с дырявого матраса и потереть отлёжанные на торчащих пружинах бока. Принести с улицы дров, ёжась от резкого ветра и колючего холода. Открыть дымоход. Заварить чай над каминным огнём. Или спуститься по мраморной винтовой лестнице, скользя по перилам из красного дерева, на кухню и разжечь плиту. Бросить в помятую оловянную кружку молотый кофе. Залить его из золочёного чайничка кипятком, добавить сливок. Не проснуться окончательно и оценить содержимое кружки по-особенному трепетно. Прислониться спиной к грязному потрескавшемуся кафелю ванной комнаты, прикрыть сонные глаза и взглянуть сквозь веки и потолок. Открыть и обнаружить себя в огромной комнате с зеркальным потолком и сияющими белизной стенами. Внезапно почувствовать тепло вместо холода и не обратить на это внимания. Стереть с лица шоколад, украденный у злой мачехи в пыльной кладовке. Пожелать доброго утра маме в цветочной оранжерее. И усесться в мягкое кресло за книгой в кожаном переплёте. Открыть в самом начале. На чем-нибудь плохом. Чтобы за поворотом страницы очутиться в хорошем. Но лишь затем, дабы с обратной стороны лощёной бумаги снова найти плохое, которое на следующей странице обернётся безвыходно-хорошим.



И всё бы ничего, если бы не еноты, поселившиеся вокруг дома. Залезшие во все щели и растащившие прислугу по норам. Испортив вид из окна и обрушив мосты через реку к ближайшей деревне, сделав меня одиноким отшельником.



Ох уж мне эти еноты...



В РО царит и властвует ад. У меня уже 98-й уровень и вся гильдия обзывает меня манчикином. Я близок к великой цели (: Правда, вчера чуть не рехнулся. До того надоело всё, что позвал старую-престарую знакомую и пошёл гулять, куда глаза глядят. Лишь бы подальше от дома. С господами анимешниками, ибо по пятницам у них, как водится, прогулки. Пришёл, сразу заметил какую-то толпу, в которой никого не узнал, а потому подходить к ним близко не стал. Мало ли... Потом отыскал подругу. И хоть ей надо было рано уходить, всё же прогулка пошла мне на пользу. Считай, спасла мне жизнь. Иначе моск просто распался бы на атомы. Хотя всё равно странно. Всё больше и больше скучных и неинтересных лиц. Всё меньше поводов выползать из квартиры. Из сети. Вот, к примеру, сегодня. День встречи выпускников. Мне вчера звонили, говорили, что надо собраться классом и мне ещё раз позвонят, чтобы оповестить когда же и где же. Уже почти четыре, никто не перезванивает. Ох уж мне эти еноты...

Какой сегодня день недели? И когда мне на учёбу? Где в этом доме хотя бы какая-нибудь еда?



Собственно, о чём? Как обычно. И даже хуже. Дома по-прежнему гремят и дымятся пушки, пахнет порохом и полевыми завтраками для чемпионов. Не знаю, каким чудом мне удалось добиться разрешения ложиться по субботам и воскресеньям после двенадцати, наверное, заступилась мама или вмешался высший разум. Раньше каждая суббота на пару с каждым воскресеньем заканчивалась для меня одинаково. Сижу я, играю РО на очень важном мероприятии под названием Guild Wars, как ровненько за полчаса до конца последнего дверь ко мне в комнату растворяется и из темноты звучит громогласное «Спать!». Каждый раз, каждые выходные, каждую неделю... Я слушаю, как безнадёжно потеряна моя жизнь. «Спать!» - доносится всё тот же голос и выбора больше нет. Меня это бесит, меня это унижает, лишает всякой способности нормально соображать, а рот набивает ватой. Как когда-то на протяжение учёбы во всех своих четырёх грёбаных школах, где на каждом уроке физкультуры, на каждом за все одиннадцать лет, меня ставили в конец строя. С очень убедительной причиной: для красоты построения. Для моего же блага, моего же здоровья и моего развития. Я каждый раз пытаюсь что-то ему возразить, но злость напрочь лишает меня дара речи. Остаётся только написать в игровой чат «Извините, мне надо уйти», с силой ударить по клавиатуре в область кнопки «Power» и демонстративно хлопнуть дверью, чтобы все уже спящие, включая соседей, проснулись. Пару раз даже слёзы на глазах наворачивались от дикого негодования. Потом долго ещё не можешь уснуть, быстро ходишь по комнате кругами и яростным шёпотом твердишь что-то импульсивное мебели и стенам, пока не онемеет горло. Так что это разрешение – прогресс и при том немалый. Зато теперь я вынужден ложиться до одиннадцати в будние дни. Добровольно, чтобы показать, что я не наглею. В ответ на такую лажу я завожу будильник на пять утра. И уже неделю мучительно встаю раньше всех. Пока подняться до шести ещё не получалось, но учение и упрямство со злобой всё, как говорится, сотрут в порошок. Фух... Что-то совсем озлобленно получилось, надо пойти расслабиться чем-нибудь отупляющим. В глубине души, в существование которой никогда не верил, я знаю, что всё намного лучше и проше. Просто не знаю, что именно хочу сказать. Что всё плохо, это и так понятно, это у всех и это везде. Хочется домашнего уюта, не зависимо оттого, какой длины у меня ногти и волосы, сколько колец у меня в ушах и во что я играю по выходным. И много чего ещё...



[спустя три с половиной часа, четыре чашки чая, стакан кефира и пакетик заварного печенья]



Так и живём. Целый день сонный и зевающий. Никуда не хожу, ничего не делаю. Ем что попало и валяюсь на раскиданных по всей комнате огромных поролоновых подушках. Чувствую себя таким же мусором, как и та труха, которая сыпется с этих подушек. Которые мне велят выкинуть каждый божий день. Слушаю в основном аудиокнижки, чтобы не уснуть в середине дня, иначе ночью я обречён на бессонницу. Да и не так скучно, когда приятный голос читает тебе что-то умное. Не выключаю свет, т.к. это отгоняет остатки бодрости. Кто-то приходил чинить мою домашнюю сеть. Впервые за полгода я увидел сервер. Секунд на десять. Сеть по-прежнему не работает. Потому что я не знаю никого из своего района, кроме парочки старых одноклассников, с которыми не виделся уже лет пять. Т.е. просить ремонтировать некого. Собираю фильмы и не смотрю их. Уселся играть в первый Сайлент Хилл, забавно, жутко и... Скучно. Сервер РО уже день как не работает. Я не живу.



Не могу отделаться от мысли, что даже если мне ничего не надо делать, я всё равно что-нибудь да не успею. И даже не что-нибудь, а вообще ничего не успею. И что у меня нет времени. Не понятно на что и с чего вдруг ему не быть, но его нет. И потому я ни за что в жизни не успею. И что на этот раз, спускаясь с лестницы в метро, я уж точно подверну ногу и скачусь на животе по ступенькам. И что когда-нибудь эти двери со всего размаху прищемят мне указательный палец правой руки. А какой-нибудь урод ударит меня прямиком в переносицу, и – о ужас! - мне придётся идти домой по улице с залитой кровью рубашкой и подбородком. И при этом я, само собой, не успею сделать что-нибудь важное. Какая-нибудь пожилая стерва скажет мне в вагоне, чтобы я взялся за поручень, дабы не упасть. Ах, ещё и эти карточки... Папочка решил, что я страдаю фигнёй на каникулах, и выдал мне пачку маминых чертежей на картонках, чтобы я нарисовал их в автокаде. Как это прекрасно, как это образовательно... Если бы не мама, я бы поджёг и развеет их по ветру.



И погода на редкость поганая. Хотя откуда мне знать, если сегодня я даже не заглядывал в окно? Хмм... хороший вопрос. Наверное, это оттого, что... о, чёрт: мне ещё и голова болит. Это давление и лежачий образ жизни. Чудесный день. Прекрасный день. Я не живу в нём, может быть начну с завтра. Да, пожалуй, так и сделаю.

Кин проснулся совершенно неожиданно, застав тем самым врасплох те, чьим ужином собирался стать. И непременно стал бы, не приди он в себя ещё минут пятнадцать. Огромное существо сидело на огромном камне спиной к нему и шевелило деревяшки в костре. Над пламенем громоздился внушительных размеров котёл, в котором, судя по всему, вскипала вода. Стараясь не делать резких движений, Кин вытянул руки, которые, вопреки его ожиданиям, оказались не связанными, и стянул с ног сползший мешок. Очевидно, великан держал в нём свою добычу и развязал совсем недавно. Где-то здесь должны были валяться и охотничьи принадлежности. Рюкзак с припасами и капканами, ружьё и сменная одежда в непромокаемом чехле. Вот только где? Кин осторожно осмотрелся, но своих вещей не обнаружил. Аккуратно стягивая с себя мешок, он привстал и собрался уже двинуться по направлению к ближайшим кустам, как вдруг великан обернулся. Его морда изобразила довольно необычную гримасу, по которой сложно было судить о настроении и мыслях её владельца, однако в следующий миг все сомнения Кина на этот счёт развеялись. Верзила вскочил и издал мощный рёв, кот которого кроны деревьев зашуршали крыльями перепуганных птиц. Кин рванул, что есть мочи, но тут же с грохотом и треском рухнул на сырую землю. Ноги его были связаны толстой верёвкой. Не слишком туго, чтобы это можно было заметить, приходя в себя после беспамятства. Великан с рёвом преодолел разделявшие их несколько шагов и подхватил свою добычу обеими руками. Сделав это, он поднял Кина высоко на головой и потряс так, что тот чуть не лишись чувств ещё раз. Громила продолжал реветь, из его огромной зубастой пасти комьями летела липкая слюна, глаза бешено горели красными огнями, а на уродливому лицу расползались алые пятна, свидетельствующие о нарастающей ярости. Только теперь Кин припомнил, как оказался в столь скверной ситуации. Он, будучи охотником-любителем, сам угодил в капкан, после чего был оглушён и схвачен. Оставалось только догадываться, где он может находиться теперь и что с ним случится в ближайшее время.

Великан перестал реветь и со всего размаху швырнул охотника на землю. В глазах Кина потемнело, больнее всего пришлось правому плечу, которое приняло на себя всю силу удара и теперь наверняка было вывихнуто. Огромная ручища ухватила жертву за ноги и потащила к котлу. И в этот момент, морщась от боли, Кин заметил свою охотничью сумку. Все в какой-то паре метров от себя, за костром. Из котла уже валил густой пар, а значит свирепый громила не станет больше мешкать. Необходимо было срочно что-то придумать. Кин ухватил первый попавшийся под руку сук и принялся колотить им по руке великана. Но боль в плече тут же заставила разжать пальцы. Верзила остановился и поднял добычу. Кин оказался подвешенным к верху головой, ощущая невыносимый жар совсем рядом. Кончили его волос начали тлеть, очутившись рядом с пламенем, лицо покрылось потом от пара. Великан и в самом деле не собирался мешкать. Он слегка замахнулся, чтобы зашвырнуть Кина в котёл, как вдруг из нагрудного кармана его разорванной куртки что-то выпало на землю и сверкнуло, отражая неистовый огонь. Кин и великан уставились на блестящий предмет. Перочинный нож. Великан быстро потерял к нему всякий интерес, едва только заслышал позывы своего желудка, зато добыча дёрнулась и забилась в попытках дотянуться до полированной рукояти. Левая рука кончиками пальцев задела полированную рукоять, и нож отлетел на полшага в сторону, ещё раз сверкнув ярко-оранжевым бликом. Великан остановился и вновь взглянул на предмет. Его крохотный мозг находился на распутье. С одной стороны ему хотелось прямо сейчас подобрать яркую вещицу, с другой – сперва швырнуть добычу в котёл. Потоптавшись на месте, он предпочёл выбрать второй вариант. И тут Кин вспомнил о том, что в куртке у него были припрятаны патроны на случай быстрой перезарядки ружья. Протянув туда руку, он вытащил три гильзы и, не глядя, швырнул их по котёл.

Раздались оглушительные хлопки, а вслед за ними и вопль великана. В то же мгновение Кин вновь столкнулся с землёй и кубарем покатился куда-то вниз. Кровоточащая нога великана подкосилась и он рухнул, опрокидывая котёл. Постепенно рёв стихал. Но отнюдь не потому, что громила успокаивался или сорвал голос. Кин, совершая головокружительные перевороты и пируэты, катался по пологому склону, не в силах остановиться. Он отчаянно хватался за колючую растительность, но безуспешно. Он остановился лишь тогда, когда достиг подножья холма. Или дна низины – ведь он не знал, где находился. Рёв совсем стихо, воцарило полное молчание.



Обычно в таких ситуация следовало терять сознание. А дальше в зависимости от авторской задумки: либо проснуться в тёплой постели, либо очнуться с вывихами и ссадинами в самом сердце лесных чащоб. Примерно так и случилось: взор Кина заволокла серая пелена и ночная мгла скрылась в стремительном потоке обморока.

Вот так встреча... Сегодня я встретил Её в компании какого-то человека. В метро, они зашли в мой вагон. Мы с ней не здороваемся и не замечаем присутствия друг друга. Во всяком случае со стороны. Так уж повелось, долгая история. Не то, чтобы кто-то был виноват, но всё могло бы быть по-другому, если бы не случилось того, что всё-таки случилось. Я никогда не говорил ей ничего о ней самой. О том, какая она замечательная. Она ничего не говорила мне. Но Дружили мы как-то по-особенному. Без слов, если можно так выразиться. В день, когда она на меня обиделась, я даже не нашёл, что сказать. В голове вертелось куча каких-то банальностей, но никак не приходило на ум, каким же образом их озвучить. Сказать «прости» было проще всего, но в то же время совсем неправильно. Не так надо разрешать конфликты. Не признаваться в том, чего не делал, не винить себя за то, в чём винты твоей нет. Вернее, она-то, может и есть, но конкретно твоей вины в ней только часть. А Она всегда молчала. Казалось, ей вообще не интересно, чтобы я не делал и что не говорил. Но это только не первый взгляд. Стоило узнать Её получше, как всё становилось на свои места. Ей интересно, ей весело и грустно, она не робот и не мертвец. Просто на лице всё это никак не отражается. Бывают такие люди, без эмоций, но с чувствами. По крайней мере один такой человек точно есть. Мне понадобилось очень много времени, чтобы привыкнуть к её странностям. И побороть в себе ощущение, что я не лишний. Что это не я навязываюсь, а она сама ко мне приходит. Что если я не позвоню, то позвонит она. Привык и к тому, что она ужасно симпатичная (красивая, красивая, просто сказать это не так просто, потому пускай остаётся ужасно симпатичной). С невероятно ровными чертами лица. Её портрет можно было бы нарисовать одними прямыми линиями. Затенить области глаз, заштриховать тонкие губы чёрным. Набросить растрёпанные волосы на лицо. Мда. Ужасная картина: фарфоровая маска, нарисованная угольком на белой глине. Но это только снаружи. Постепенно становилось всё равно, что она красивее меня, что на неё смотрят с улыбкой на лице, на потом кривенько косятся на меня, идущего где-то снизу. Постепенно мне даже начало казаться, что мне чертовски повезло. Однако потом пошли какие-то разборки, постоянные стычки и споры... Моё восхищение Ею незаметно прошло, она же в моей компании перестала молчать и частенько повышала голос. В общем, обычная ситуация. Только, в отличие от всяких прочих ситуаций, в трудный момент захотелось сделать что-нибудь гордое и красивое. На понимание понадеяться. Но Она решила, что хватит с неё таких друзей. Прошёл месяц. Я не придумал ничего лучше, чем написать ей бумажное письмо. Она не ответила. Может, я ошибся адресом. Может, на почте на конверт кто-нибудь пролил чашку кофе и размыл все надписи. Может быть, отклеилась марка. Я написал ещё одно, на всякий случай, и махнул рукой. Остала только кучка воспоминания в стиле "она на была потрясающим человеком".



А сегодня вот встретил в метро. В новой компании. Мы стояли совсем рядом: я и они вдвоём. Проехали пару остановок вместе, потом их вынесла толпа пассажиров. Ни приветов, ни прощаний. Только, когда они вышли, я поднял голову и в этот самый она посмотрела через окно на меня. Вот тут-то и стало по-настоящему тоскливо. Глупо как. Я ведь сам хотел дождаться зимы, чтобы повалять друг дружку в снегу. Или, как когда-то давно, кататься всю ночь вокруг ёлки в толпе на льду... С тех пор прошло почти три года. Или четыре? Там, в вагоне, она была такой же мрачной и кукольной, как и всегда. А... чёрт бы её побрал...





Млин, уже почти двенадцать. А я всё сижу и сижу... Полдня настраивал телеканалы на старом телевизоре. Потом пытался спать, валяясь во всевозможных позах на диване, резал и жарил картошку, даже рисовал... Давно я так тупо и сумбурно не гробил своё время. Засада просто. Фатальное невезение.





Блин, мой рассудок стремительно затуманивается. Я пишу какую-то херню и не стесняюсь её отправлять. Деградирую...

Наконец-то поезд услышал мои молитвы и остановился-таки. И я сошёл. Всё, никаких больше сессий и курсовых, мир, покой, что-нибудь лёгкое из кино, РО, головой об столешницу и пару суток сна. Как это было... Здорово это было.



Спал этой ночью я плохо. Проснулся в полтретьего, поднялся, принялся одеваться, на ходу застелив постель. Потом всё же сообразил, что что-то не так. Сверил три циферблата и понял, что они не врут. Постель не стелил, достал подушку, плед и лёг. Проснулся полпятого. Снова рано. Снилось что-то странное и впечатляющее. Наконец, третий подъём оказался к сроку. Последний экзамен был самым лёгким и самым непредсказуемым. Не было ни конспектов, ни лекций толковых, ни консультаций, ни вопросов. Накануне я сгрёб в охапку все книги, которые могли бы мне пригодиться, распечатал трёхсотстраничную методичку, кем-то предусмотрительно сброшенную на общий почтовый ящик группы и, не читая ничего, лёг спать. Уже стоя на экзамене я возрадовался собственной гениальности, ибо прошлым вечером, помимо методички, напечатал список заголовков разделов. Теперь глядя в билет, я знал, есть у меня это или нет. Потому первый быстренько отправился обратно в общую кучу, а я потянулся за следующим. Четвёртый билет меня вполне утроил. Преподавательница в это время летала в каких-то прострациях и наблюдала за астральными возмущениями, потому мои поиски остались безнаказанными. Час скоростного переписывания и сортировки кашеобразной информации – и я получил свою девятку, выровнял средний балл за сессию и курсовые до 8.0 и остался волне доволен. Пускай не великолепно, но на большее мне уже давно не приходилось рассчитывать. Более того, получи я каких восемь баллов за этот последний экзамен, не писал бы сейчас этот пост, а намыливал бы верёвку каким-нибудь «Сэйфгартом». Ибо средний балл округляется в меньшую сторону. Все мои старания и недосыпания пошли бы фтопку, показав мне длиннющий язык.



Но спал я всё-таки мало. А потому, придя домой, завалился на кровать и... не помню, что было дальше. Час назад меня растолкали, выпинали из комнаты и снарядили за походом в магазин. Собственно, я свободен и возгружен на самого себя. Интересно, что мне светит с моей свободой? Наверное, ничего хорошего и интересного. Но зато прочь волнения и страхи. Хоть в монастырь до девятого подайся – все будет параллельно, искать не станут, звонить не будут и справок не потребуют. Это плюс. Наверное.





А сейчас я иду в «Графити». Беру шахматы, паспорт и вот так прямо и иду. В давно забытый и случайно вспомненный. Надо же... ещё один плюс. Наверное. Итого, их у меня небывалое количество за один присест собралось: целых два.